.Бывают моменты когда осознаешь, что болен.
Моральное разложение доходит и до тебя.
В попытке что либо исправить, начинаешь препарировать свои мысли и домыслы. Подбираешь нужные слова и решения, как запчасти на замену в поломаную машину.
И словно паталогоонат копаешься в самом себе. В своем прошлом. В своем настоящем.
Некоторые находят хорошее решение. Прячуться в чулан или шкаф. Упираються лбом в стенку, ноги поджимают под себя и руками обхватывая лодыжки. Смотрят вверх. В шкафу темно. Над головой старые пиджаки и пальто. Слабоватый запах лаванды и пыли. А главное тихо...островок стабильности посреди безумия и сумашедствия. Островок самообмана, иллюзии и трусости...
Я в последнее время слишком много думаю, над вещами которые не исправить и не изменить. Я просто сижу на кухне с выключеным светом, наблюдаю, как за окном медленно, еле заметно, растекаються по улицам сумерки. На столе стоят полузавявшие цветы. Желтые хризантемы и скукоженые ромашки. Сижу и просто смотрю в стену, что напротив.
В, начищеном до блеска, подносе я вижу галаза стекляшки, которые бывают у старых кукл. Обычно они открываються и закрываються, если игрушку ложить или поднимать. А у поломанных кукл глаза порой западают. И как бы ты их не вертел, они продолжают на тебя пялиться с изуродованного фарфорового личика....
Чай остывает раньше, чем я начинаю его пить...
Моральное разложение доходит и до тебя.
В попытке что либо исправить, начинаешь препарировать свои мысли и домыслы. Подбираешь нужные слова и решения, как запчасти на замену в поломаную машину.
И словно паталогоонат копаешься в самом себе. В своем прошлом. В своем настоящем.
Некоторые находят хорошее решение. Прячуться в чулан или шкаф. Упираються лбом в стенку, ноги поджимают под себя и руками обхватывая лодыжки. Смотрят вверх. В шкафу темно. Над головой старые пиджаки и пальто. Слабоватый запах лаванды и пыли. А главное тихо...островок стабильности посреди безумия и сумашедствия. Островок самообмана, иллюзии и трусости...
Я в последнее время слишком много думаю, над вещами которые не исправить и не изменить. Я просто сижу на кухне с выключеным светом, наблюдаю, как за окном медленно, еле заметно, растекаються по улицам сумерки. На столе стоят полузавявшие цветы. Желтые хризантемы и скукоженые ромашки. Сижу и просто смотрю в стену, что напротив.
В, начищеном до блеска, подносе я вижу галаза стекляшки, которые бывают у старых кукл. Обычно они открываються и закрываються, если игрушку ложить или поднимать. А у поломанных кукл глаза порой западают. И как бы ты их не вертел, они продолжают на тебя пялиться с изуродованного фарфорового личика....
Чай остывает раньше, чем я начинаю его пить...
I am Fine...